— Приятно познакомиться, — улыбаясь, сказала я.
Это было, честно говоря, немного странно.
— А я — Виктория, бабушка Арчера, — представилась пожилая женщина.
Я кивнула в знак приветствия, прежде чем с угрюмым видом повернуться к Арчеру.
— Мне показалось, ты сказал, что твоя бабушка владеет этим местом, — напомнила я ему.
— О, нет, — засмеялась Виктория, её голос звучал так, словно она раньше курила каждый день. — Роза была моей прабабушкой. Она иммигрировала из Италии в конце 1800-х годов. Это место принадлежит семье с тех пор.
Вау. Кофейня, которой более ста лет? Это было довольно удивительно.
Эти гобелены, висящие на стенах, вероятно, были подлинным антиквариатом.
Я заметила, что Арчер оставался решительно тихим во время всей этой беседы, жуя свою слойку, словно это было самое интересное, что он когда-либо видел.
Он, наверное, стыдился меня. Отлично.
— Хорошо, — сказала Виктория, положив руки на бедра. — Ты собираешься работать или как? Нужно вымыть посуду в подсобке.
— О, нет, мама, давай Арчер отдохнет сегодня вечером, — вмешалась Реджина, выглядя немного взбудоражено. — Уверена, что ему нужно сделать домашнее задание, и нам не стоит быть грубыми и оставлять Хедли одну.
Я открыла рот, чтобы основательно возразить, но Арчер опередил меня.
— Где Эйприл, Мэй и Джун? — со скучающим видом спросил он Реджину.
Это всё должно быть была актерская игра. Не было ни малейшего способа, чтобы кто-то мог выглядеть таким же скучающим, как Арчер Моралес.
— Девочки, конечно же, с твоей тетей Карин, — ответила Виктория за свою дочь. — И если ты не собираешься работать, тогда положи эту слойку на место и иди делай уроки.
— Хотите немного горячего какао, пока вы занимаетесь? — любезно спросила меня Реджина. — На улице немного холодно, не так ли?
Я была удивлена её словами. Она едва знала меня, но обращалась со мной так, будто я была другом на протяжении всей жизни или что-то вроде того. Никто в Нью-Йорке не был так добр.
— Было бы здорово, спасибо, — с улыбкой на лице сказала ей я.
Краем глаза я увидела, что обычно бледные щеки Арчера слегка покрылись румянцем, и мне пришлось сдержать ухмылку. Он наверняка смутился из-за своей матери и бабушки, это уж точно.
— Без разницы, — тяжко вздохнул он, прежде чем снова перепрыгнуть через прилавок.
Реджина и Виктория обе повысили на него голос, но он сразу же проигнорировал их.
Я послушно последовала за ним, пока он направлялся обратно к столику возле окна, на котором лежали наши школьные вещи.
Он опустился на стул за столом, а я села напротив него, потянув свою школьную сумку к себе.
— Так… — сменила тему я. — Эйприл, Мэй и Джун, да?
Арчер бросил на меня недовольный взгляд, пока вытаскивал тетрадь и наш учебник по американскому государству из своего рюкзака.
— Мои сестры, — сказал он тихим голосом. — Тройняшки.
— Ух ты.
Я вытащила свою домашнюю работу по геометрии из школьного рюкзака, не поднимая голову, и я не была совсем уверена, почему избегала смотреть на него.
— Сколько им лет? — продолжила я, пытаясь сохранить хоть какую-то форму беседы.
— Пять, — сказал он. — Они чертовски сводят меня с ума. Слава Богу, они большую часть времени на протяжении дня остаются с моей тётей.
Я наклонилась вперед, опираясь локтями на стол и бросая на него пристальный взгляд, пока он открывал свой учебник.
— Но ты их любишь.
Арчер поднял голову и уставился на меня, его губы сложились в довольно грозной усмешке.
Если бы взглядом можно было убить, подумала я, отводя глаза.
— Ты закончила с психоанализом, Хедли? — спросил он довольно грубым голосом. — Знаешь, мне нужно сделать домашнее задание.
— Как хочешь, Арчер, — вздохнула я, вытаскивая карандаш из своей сумки. — Продолжай быть тем же угрюмым ворчуном. Я не против.
Он издал смешок, но больше ничего не сказал.
Хм.
Если бы кто-то в будущем должен был спросить меня, на что это было похоже «тусоваться» с Арчером Моралесом, я бы, наверное, чрезмерно отрицала это, но это было приятно.
Ладно, соглашусь, это было немного неловко.
Время от времени он посматривал на меня и его глаза сужались в раздраженном выражении, как будто он не мог поверить, что я на самом деле сидела по другую сторону стола. Я старалась игнорировать его.
Но тишина между нами была довольно комфортной.
Я не была настолько глупой, чтобы думать, что он расскажет мне что-то ещё о своей семье, — я всё ещё упивалась тем фактом, что он на самом деле привел меня сюда. И не только этим, он, наверное, сказал сегодня столько же, сколько он говорил за целый год, судя по тому, что я знала о нём.
Реджина в итоге принесла нам две кружки дымящегося горячего какао, украшенного взбитыми сливками и посыпкой из шоколадной стружки. Излишне говорить, что я была более сосредоточена на кружке горячего какао, чем на том, чтобы сделать домашнее задание.
У Арчера, с другой стороны, казалось, не было никаких проблем с тем, чтобы сконцентрироваться на домашней работе. Он довольно свободно держал карандаш, пока делал свою работу и, кажется, не совершал ошибок, так как он ни разу не использовал свой ластик.
У меня было ощущение, что Арчер был более умен, чем заставлял всех думать. Не в первый раз, мне было интересно, что такого было в этом парне, что отличало его от всех остальных.
В моей голове вертелись мысли обо всем на свете, в то время как небо Нью-Йорка потемнело, и зажглись известнейшие огни города. Я сделала большую часть своей домашней работы к тому времени, когда проверила время на своем сотовом телефоне и обнаружила, что уже больше семи вечера. Единственное, что мне оставалось сделать, была дурацкая геометрия.
Более рациональная, логическая сторона моего мозга говорила мне, что для меня, вероятно, лучше было бы собрать свои вещи и поймать такси до дома. Но, как обычно, я решила проигнорировать ее.
Мой комендантский час был до десяти, и я ведь не сделала ничего противозаконного, верно?
— Прекрати так пялиться на свое задание по математике. Ты заставляешь меня нервничать.
Я в удивлении посмотрела на Арчера, как только он заговорил, хмурые черты пересекали его невероятно красивое лицо.
Кофейня была почти пустой, и никто из нас за это время не проронил ни слова. Было немного неожиданно снова услышать его глубокий, хрипловатый, плавный голос.
— Извини, — зевнула я, уронив свой карандаш на стол, как только я вытянула руку. — Я ненавижу математику. Она вызывает во мне желание разбросать всё вокруг.
— Я не фанат математики, но она не сложная, — сказал он с ухмылкой. — Думаю, что у тебя появятся преждевременные морщины от слишком усердного мышления.
— Ой, заткнись, ладно? — пробормотала я, опуская взгляд.
— Покажите мне, над чем ты работаешь.
Я сердито посмотрела на него. Он не сказал ни слова. Он в той или иной степени отдал приказ.
Закатив глаза, я сунула ему свой учебник и бросила перед ним тетрадь и черновик. Несколько минут его темные глаза просматривали страницы, прежде чем вернулись его всезнающая ухмылка и самодовольный вид.
— У тебя проблемы вот с этим? — голосом, полным удивления, спросил он. — С теоремой Пифагора? Это, пожалуй, самая простая вещь в геометрии.
— Я говорила тебе, что не сильна в математике! — взвизгнула я, чувствуя себя более чем неловко.
— Ясно, — фыркнул он. — В любом случае, всё твои ответы неправильные.
В то время пока он говорил, он схватил карандаш, открыл чистый лист бумаги в моей тетради и начал строчить.
— Что ты делаешь? — потребовала я, хмурясь на него.
— Твое домашнее задание. Я хочу показать тебе, как сделать это правильно, — сказал он, не глядя на меня.
— О, как мило с твоей стороны, — сорвалась я. — Ты такой хороший.
— Да ну, не привыкай к этому, — пробормотал он. — Мне просто не нравится смотреть, как ты разделываешь свое задание на мелкие кусочки.
